Край забытых богов[СИ] - Алина Борисова

— Лара не умрет, — Лоу холодно сверлит вампирку глазами. — А вот любой другой человек на ее месте был бы уже мертв.

— Я… — ее распахнутые глаза блестят слезами. — Я…

— Ты, — припечатывает Лоу едва ли не с ненавистью в голосе. — Хотя бы иногда слушай, что тебе старшие говорят, вконец взрослая девочка. И если сказано, что куда–то соваться не надо — значит, не надо, какой бы взрослой ты себя не чувствовала. Ограничения не от скуки берутся! Есть опыт, есть знания, есть статистика. Так нет же, каждая дура малолетняя будет искренне считать, что именно с ней–то все будет не так! Она ж особенная! Не такая!.. А если бы ты угробила Ларису своей выходкой, что тогда? Попросила бы новую тебе привезти? Для последующих тренировок?

Ринка плачет, спрятав лицо в коленках. Беззвучно, только трясутся худенькие плечи.

— Не надо, зачем ты? — пытаюсь вступиться. — Ей же плохо было, она не отошла еще толком…

— А когда надо? Когда она вновь доведет ситуацию до состояния «плохо»?

— Она? — вот эти его переходы от нежности к ненависти просто убивают. — А сам? Мог бы и выгнать ее с вечеринки, раз уж наперед все знаешь. А не просто для вида возмутиться. Но ты же с Лиринисэном ссориться не захотел. С Исандрой спорить. Исандра тоже у нас взрослая. И тоже наперед все знает. Но ей же лишь бы без драки! — в раздражении сую ему в руки пустой стакан. — Прости, но это вы, взрослые и умудренные знанием статистики, понадеялись, что все обойдется, не она. Для нее это первый опыт. И если бы она «угробила» меня «своей выходкой», то кто был бы виноват: обезумевшая от боли девочка, не контролирующая собственные поступки или взрослый хладнокровный ты, со знаниями и опытом, все это ей позволивший? Или, может, виноватой объявили бы меня, ведь я сама ей свою кровь предложила?

Молчит. Очень занят, воду в стакан наливает.

— Ты?! — Рин поднимает изумленные, заплаканные свои глазища. — Ты сама?! Ты сама мне дала свою кровь?!

— Ну а что мне делать было, смотреть, как ты загибаешься? — ответ выходит несколько нервным. Ну, дала и… хватит об этом.

— Но ты же… спасибо! Спасибо, и прости, я… я правда не думала, что все может так кончиться. Прости, — она хватает мою руку, подносит к губам, целует след своего укуса на запястье, тянется к следующему…

— Пусти, — нервно вырываю у нее руку. — Пусти, не надо, оно само пройдет. И вообще! — вскидываю обе ладони в защитном жесте. — Я кровь дала, только кровь, а все остальное — это к Лоу, не надо меня обцеловывать!

Лоу нервно пьет воду. Второй стакан уже, кажется. Ужели крови не хватило?

— Лоур…эл, — впервые на моей памяти она решилась сократить его имя хотя бы так. — Вы… ты действительно пил мою кровь, пока я?.. — она смотрит на него так, словно он совершил нечто невообразимое. Невообразимо прекрасное, потому как у нее даже лицо посветлело, а в глазах зажегся такой огонь…

— Ринхэра, — он старательно подчеркнул каждую букву ее полного имени. — А не пойти бы тебе… в душ? Для начала.

Личный душ в шатре был в лагере большой редкостью, я шатров у трех еще только характерную душевую пристройку видела. В основном все в реке мылись, не заморачиваясь — им же и не стыдно, и не холодно. Ходить, разве что, лениво.

Поэтому Рин указанное направление не обидело, скорее наоборот, прибавило энтузиазма:

— В душ? Да, конечно, здорово! Я так давно уже в душе не мылась!

С места соскакивает, будто собираясь туда лететь. И неловко падает возле самой кровати.

— Ну вот что ты творишь? — руки Лоу обхватывают ее за талию почти мгновенно. И поднимают. — Вставай. И спокойно, ножками, без резких движений. Сама дойдешь?

— Да, — начала было Рин, и тут же сориентировалась, — нет, не уверена, лучше ты… меня проводишь.

— Вот врешь ведь опять, — беззлобно выдыхает Лоу и подхватывает ее на руки. И уносит в душ.

А я… ну, наверное, спать дальше. Все равно… все равно они сейчас всю воду выльют, а пока там слуги новую нальют, пока нагреется она… Душ можно и утром. Все равно… все равно… — твержу я себе, прекрасно слыша, что отнюдь не мытьем они там занялись, а продолжают «лечение», в этот раз обойдясь без донора.

Донор… вот и вся моя жизнь теперь. Просто донор. Третий, но отнюдь не лишний. Еще бы, с такой–то кровью… А, все равно… все равно…

Кажется, даже умудряюсь уснуть, не расплакавшись.

А Анхен не спит. Сидит у камина, не мигая глядя в огонь. Черная обивка кресла сливается с чернотой его распущенных волос и чернотой его глухо запахнутого халата. Отблески огня бессмысленно пляшут на бледном лице, словно пытаясь придать живость неподвижным чертам.

А постель не пустует. Там кто–то спит, и не в единственном числе. Людей среди них нет, вампиры. Утомленные бурной ночью.

А он вот у огня. А я…

Сажусь на пол, прижимаясь спиной к раскрытой пасти камина. В этой реальности мне не сгореть и не обжечься. Прижимаю коленки к груди, обхватываю их руками. Пытаюсь почувствовать хоть что–то, когда искры пролетают меня насквозь.

Но чувствую только его взгляд. Понимаю, он смотрит на огонь, сквозь несуществующую меня, но помечтать…

Он чуть прикрывает веки, и рука его тянется к вороту халата. И возвращается на подлокотник, так и не коснувшись. Он смотрит в огонь. Я — смотрю на него. А рассвет в Илианэсэ еще не пришел. И предрассветные сумерки тянутся, тянутся…

А просыпаюсь с Лоу. Он не спит, просто лежит рядом, обнимая меня.

— А где Рин?

— Убежала к себе.

— Очередной раз обидел? Поздравляю, ты можешь собой гордиться.

— Не успел. Ей шампунь твой не подошел.

— Да? — даже развернулась к нему от удивления. — А что так?

Кровь вон моя вполне. Идеально подходила.

— Мужской. А дева желает женский.

— В смысле? — недоуменно хлопаю глазами. Аромат приятный. Мягкий, с цветочными нотками.

— В смысле, что для длинных волос. Ты ведь свои отращиваешь. А юная дева наоборот. Вот только ей лень лишний раз подстричься, она лучше химии себе на голову ливанет, невзирая на самочувствие.

Пытаюсь сообразить, что он имел в виду. Выходит плохо. Да и раздражение, от которого никак не удается избавиться, мыслительной деятельности не способствует.

Лоу вздыхает. Он тоже не в духе, он тоже пытается сдерживаться.

— В женские шампуни для волос добавляют вещества, препятствующие их росту. Замораживающие регенерацию, — поясняет популярно. — Я же, вроде, рассказывал.

— Может быть, не помню, — вылезаю из кровати. — Там в душе, надеюсь, вода теплая есть уже?

— Да, конечно… Лара! — окликает он уже в спину.

— Не хочу, — не оборачиваюсь. — Ничего сейчас не хочу слушать. Устала. Это была тяжелая ночь и… просто ничего не надо сейчас.